Глава 2
Я сидел у входа в пещеру, закутанный в шкуру убитого мной Услэг Мангаса. Одновременно с этим стоял у входа перед духом шестиглазой матери, которая пришла отомстить за свою смерть.
Я стоял перед ней весь в её крови. И позади меня сидел я же, укутанный в её шкуру и согревающий её ребёнка.
Шестиглазое чудовище изучающе смотрело на меня. И я ничего не мог ему противопоставить. Я не мог его убить снова, потому что один раз уже убил.
Да, зная теперь о малыше, вполне возможно, я действовал бы не так решительно. Хотя…
Блин, я всё равно убил бы монстра, потому что за мной стояли люди.
Едва дух Услэг Мангаса появился, я отпустил Аргха и Юшоушу. За свои поступки я должен отвечать сам. Никто другой не несёт ответственности за мои решения.
Именно поэтому я один стоял теперь перед духом того, кого недавно убил. Не со зла убил. А потому что хотел жить. И хотел, чтобы жили те, кто пошёл за мной.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Длилось это целую вечность.
Чем дольше мы стояли друг против друга, тем тяжелее был груз вины на моих плечах. И я понимал, что проигрываю монстру. Потому что время для мёртвых не имеет значения.
Наконец, я не выдержал и, признавая свою вину, склонил голову:
— Прости. Я не хотел тебе зла. Просто так получилось.
Дух Услэг Мангас, почуяв мою слабину, угрожающе зарычал и шагнул на меня.
Я не попятился. Я готов был принять наказание. Только чтобы все остальные не пострадали.
Едва дух появился, малыш завозился под шкурой. Попытался выбраться и не смог — запутался в складках. А я, тот, который сидел в шкуре, тоже запутался в шкуре и никак не мог откопать малыша среди тяжёлых меховых складок. Но, как только дух шагнул на меня, малыш обиженно заскулил…
Едва малыш подал голос, дух шестиглазого монстра тут же начал водить носом, как будто что-то или кого-то искал. И я вдруг испугался, что он найдёт малыша и причинит ему вред. И… зарычал, предупреждая, что разорву, если монстр только шевельнётся в сторону ребёнка.
И я действительно готов был разорвать…
Я умом понимал: это шестиглазое лысоголовое вонючее чудо не мой ребёнок. Что передо мной стоит дух его матери, и мне, наверное, нужно отойти в сторону. Но понимал это откуда-то из другой вселенной. А тут я готов был биться за него не на жизнь, а на смерть. Защищать его от духа Услэг Мангаса точно так же, как только что защищал от моря мрака. Потому что это уже не мать малыша, мать умерла, я её убил. А это мертвец пришёл… Не знаю, зачем.
В этот момент я, тот, который сидел, как раз распутал складки шкуры и помог малышу выбраться наружу. И он на дрожащих ножках поспешил ко мне, стоящему напротив мёртвого духа. И зарычал на него, защищая меня.
Я усмехнулся — такой маленький и такой смелый! И, задвинув его за спину, уставился на Услэг Мангаса.
Огромный дух удивлённо посмотрел на меня, потом на малыша. Обнюхал ребёнка, обнюхал меня, что-то проурчал и исчез. Вот только что был, и моментально не стало.
И тут же небо начало светлеть — эта странная ночь закончилась. На глазах бледнели звёзды и месяц, а снежные вершины и ледник напротив пещеры окрасились в нежно розовый.
Я понял, что мы выстояли, и больше на нас никто не нападёт.
Присел на корточки перед малышом и погладил его по лысой голове.
Все шесть глаз преданно смотрели на меня.
— Что же нам с тобой делать-то а? — спросил я у малыша.
Услышав мой голос, он с повизгиваниями начал тыкаться в мою ладонь и слегка покусывать её, выпрашивая ласку.
— Наверное, надо тебя как-то назвать? — спросил я у малыша, почёсывая шкуру, поросшую густющим мехом.
Да, его шерсть была не такая густая и длинная, как у мамаши, но я понимал, что это ненадолго. Когда-нибудь он вырастет. И по широким лапам чувствовалось, что вырастет в огромного монстра. И тогда его мех будет точно так же свисать толстыми сосульками.
Но монстром он станет когда-нибудь потом. А сейчас так, монстрик, монстрёныш…
Я усмехнулся.
— Как тебе имя Моня? — спросил я у малыша.
Он счастливо боднул меня в ладонь.
— Нравится? Ну, значит, так и буду тебя звать…
Я снова погладил его, почесал там, где он подставлял, пригладил пока ещё шелковистую шерсть, понимая, что скоро она будет свисать с него сосульками, так же, как и у убитой мною мамаши.
Теперь, когда совсем рассвело, я мог хорошенько рассмотреть малыша. Он не походил ни на одно известное мне животное. Лысая голова с шестью глазами и очень густая шерсть на теле.
— У тебя ж на таком холоде голова должна мёрзнуть, — предположил я.
Но малыша это похоже не волновало. Он просто радовался — восходящему солнцу, новому дню, тому, что он жив и что я рядом.
Я смотрел на него и понимал: этот уродец вызывает у меня тёплые чувства. И судя по тому, как он урчит и ласкается, я ему тоже нравлюсь.
— Ну что, Моня, — сказал я маленькому Услэг Мангасу. — Пойдём домой?
Моня понял меня и засеменил в пещеру.
Я тоже шагнул следом и вдруг почувствовал, что сижу, завёрнутый в вонючую шкуру. Несмотря на вонь, мне тепло и удобно в ней. Хотя, высохшая кровь уже нестерпимо тянет лицо. Мне до невозможности хочется умыться, сменить одежду и поесть.
Я пошевелился, и Агния тут же встревоженно подняла голову.
— Кизаму? — негромко позвала она.
Я поспешил успокоить её:
— Всё в порядке!
— Ты как? — спросила она.
— Нормально, — ответил я и добавил: — Сейчас бы душ и чистую одежду! И пожрать!
— Значит, всё в порядке, — выдохнула Агния. — Я переживала, что дух Услэг Мангаса заберёт тебя или оборотит…
Я промолчал. Не знал, что сказать про мои ночные видения. Чувствовал, что ночью случилось что-то важное и как говорить об этом не понимал. Как и не понимал, стоит ли об этом говорить в принципе.
А ещё, я боялся, что сейчас откину шкуру, и все увидят Моню. Боялся этого и страстно хотел. В том смысле, что хотел, чтобы Моня был. Существовал на самом деле, а не был плодом моего воображения. И в то же время боялся, что его обнаружат. Боялся, что малыша придётся защищать от своих.
Чтобы как-то справиться со своими чувствами, я спросил:
— Агния, а кто такой этот Услэг Мангас?
Прежде чем ответить, Агния встала и достала из своей бездонной сумки баклажку и тряпицу.
— Пойдём, умоешься, — сказала он. — Больше нет необходимости прятаться за кровью и шкурой. А рассказывать об Услэг Мангасе, когда на тебе его кровь, плохая идея.
Я с волнением приподнял шкуру. И испытал сильнейшее разочарование — малыша под шкурой не было.
Неужели мне всё это привиделось? Просто бред моего воспалённого воображения?..
Стало как-то грустно и опустошённо.
Я вздохнул и пошёл на улицу умываться.
Агния поливала мне водой на руки, я мыл лицо, шею, а сам поглядывал по сторонам: вот тут стоял я, вот до этой границы поднялось море мрака, вот тут стоял дух убитой матери, а вот тут остановился Моня. Моня, которого я обогрел и накормил.
И тут меня как молнией прожгло: я накормил малыша жареным мясом его матери и укрыл шкурой, снятой с неё. Это же кощунство! Как я раньше не подумал об этом?!
Мне чисто по-человечески стало не хорошо.
Но тут же где-то в глубине души отозвался Моня. Он был не в претензии. Он и должен был съесть мясо матери и согреться в её шерсти после того, как море мрака убило бы её. Другого пути у него не было. Иначе он погиб бы, потому что у Услыг Мангасов так принято. В одном мире может существовать только один Услыг Мангас. А значит, я всё сделал правильно.
Заканчивал умываться я уже не таким подавленным. Плюс, отмытая от крови кожа подарила мне свежесть и желание жить.
Глянув на вход в пещеру, я вспомнил, как вчера Услыг Мангас застрял в проходе. Возможно, таким образом он должен был перекрыть путь морю мрака, спасая детёныша. А тут мы. Точнее, я…
Что ж, я защитил Моню. И теперь он будет жить. Не в этом мире, так в другом.